Есть целый мир в душе твоей

«АиФ Тбилиси» № 50 (482) от 14 декабря 2011 г.

Еще в детстве фейерверк разноцветья, возникающий в воображении, легко ложился на белый лист бумаги, удивляя гармонией цветовой гаммы. С годами Кети Каландадзе достигла точности в выборе цвета, оттенков, тональности. Ее картины подобны поэзии в цвете. В своих полотнах художник повествует о жизни человеческой души. Она не рисует портрет конкретного человека, а создает обобщенный образ, и каждому из нас предоставлена возможность своего прочтения увиденного. Знакомство с творчеством Кети Каландадзе невольно воскрешает в памяти строки Тютчева: «Есть целый мир в душе твоей».

 

— Как же все начиналось?

— По рассказам взрослых, с трех лет я часами сидела и рисовала. Особенно нравилось рисовать портреты подруг мамы Анны. Одна из них мне казалась неприступной, странной и одновременно смешной, потому в моем рисунке она танцевала «Цыганочку». Другая вносила в наш дом звенящую радость, и хотя от природы она не была красавицей, благодаря способности подать себя становилась привлекательной и обаятельной. О своем восторге от этих ее качеств я и старалась поведать в цвете.

 

— У вас в роду были художники?

— Нет. Хотя папа, Гоги Каландадзе, был талантливым человеком — создавал выразительные, лаконичные графические листы. В пору его молодости чеканка была в фаворе. Тогда существовало объединение народных промыслов «Солани», откуда он и получал заказы. Сожалею, что в нашем доме сохранилась лишь одна папина чеканная работа. Будучи человеком неординарным, он пребывал в вечных поисках. Окончил два вуза — Тбилисский институт физкультуры и спорта и ТГУ имени Иванэ Джавахишвили, где и получил профессию журналиста. Папа был капитаном университетской волейбольной команды, ставшей чемпионом среди межвузовских команд Грузии. Он и несколько членов вузовской команды играли в сборной Грузии. И еще папа был прекрасным дизайнером — мог оформить интерьер комнаты, занимался моделированием одежды… Когда я занялась гобеленом, он создал для меня станок для тканья.

 

— Как вы постигали секреты живописи…

— Каждый этап на этом пути имел свои особенности. В восьмилетнем возрасте мама определила меня в кружок рисования при Галерее детского рисунка. Это была пора полной творческой свободы. Педагог Марика, простите, фамилию не помню, никоим образом не сковывала нашу фантазию. А вот в годы занятий в Тбилисской первой художественной школе пришлось на время сложить крылья свободного полета и постигать классические законы создания портрета, натюрморта… Это был не только необходимый, но и интересный период учебы. В этой школе я впервые выставила свои картины. Не обошлось без приключений. Сделали все как надо: графические листы — в рамках, сама я — нарядна. Но, увы, по дороге на выставку меня сбил велосипед: я упала, работы разлетелись… Это теперь я улыбаюсь, а тогда, ужас, как перенервничала! Выставка все-таки состоялась спустя два дня. Помню — хвалили педагоги, друзья…

 

— И вы были довольны собой?

— Это чувство для меня неприемлемо. Я всегда недовольна собой. Думаю, что, только относясь к себе критически, человек может двигаться вперед. Хотя скажу одно: я всегда знала, что могу, а что — нет.

 

— Мечтая стать живописцем, вы занялись гобеленом. Почему?

— Согласно своему выбору, я должна была поступить в художественное училище имени Николадзе, где был факультет живописи. Хотя существовало одно «но» — учиться здесь надо было целых пять лет, а мне не терпелось переступить порог Тбилисской Академии художеств. Посему я решила поступить в художественное училище имени Тоидзе, где не было факультета живописи, зато срок обучения ограничивался двумя годами. Вот и выбрала гобелен. Скажите, чем не живопись, просто вместо красок в «бой» вступают разноцветные нитки. Технику создания гобелена освоила до поступления в училище, в чем мне помогла необыкновенный педагог Додо Алания. Она не навязывала свое видение, просто умело направляла к тому, к чему я сама стремилась. Обычно ведь работы учеников, как две капли воды, похожи на произведения педагога. Это — ужасно: не иметь своего лица. Об этом у Арсения Тарковского великолепно сказано:

Загородил полнеба гений,
Не по тебе его ступени,
Но даже под его стопой
Ты должен стать самим собой!

Вот и я стараюсь и в жизни, и в творчестве быть сама собой. Трудно, но как же иначе!

 

— Секретам гобелена вы учились не только в училище, но и у тушинских умельцев…

— За что благодарна маме. Это она меня и мою подругу Эку Илашвили забрала в Тушети, чтобы мы увидели рождение прославленных тушинских гобеленов. Нас поразило, с каким трепетом тушинские старожилы относятся к цвету. Они делились секретами своего мастерства, поведали, из каких цветов, растений получают необходимую краску. Так мы обнаружили, что цветы и растения — это не только красота, ласкающая взор, а возможность получить в дар целый мир разноцветья и оттенков. Как же радовались тушинские бабушки, что кто-то еще в нашем мире интересуется их умением и знаниями.

В Тбилиси мы должны были вернуться вертолетом, но он был переполнен, и мы отправились в путь на огромном КАМАЗе. Поездка была и прекрасной, и страшной. Ночь, небо в горах — бархатное, низкое, кажется, рукой дотянешься до звезд, которых такое множество, что диву даешься. В кабине водителя звучали старинные тушинские мелодии. И лишь луна освещала извилистую, крутую горную дорогу. При каждом повороте я в ужасе зажмуривала глаза. Но водитель был на высоте, все завершилось благополучно, и я в очередной раз убедилась — что значит профессионализм.

 

— Вы дружите с Экой по сей день, значит, как человек она вам дорога. А что вы в ней цените как в художнике?

— Теперь уже дружат и наши дети. Мой Лука и сын Эки — Никуша не только учатся в одной — Тбилисской немецкой школе имени Рамишвили, но в одном классе и сидят за одной партой. Как с другом с Экой легко, интересно, надежно. Как художник? У нее свой, неповторимый стиль. Создает необыкновенные украшения — браслеты, кольца… Прекрасны и ее работы по дереву.

 

— При всем вашем поклонении цвету на первой персональной выставке ваших работ (на третьем курсе Академии художеств) господствовал лишь черно-белый. Что это — дань времени?

— Да. Помните, в 90-е годы мы долго сидели в холоде и в голоде — без света, без газа… Какое тут уж многоцветье?!

 

— В Книге отзывов с той выставки немало высоких оценок. Тогдашний ректор Академии художеств Сосо Коява писал: «Моя младшая коллега! Великое счастье быть истинным художником. Уверен, что Кети обретет это счастье!». Искусствоведу Свете Джапаридзе принадлежат слова: «В картинах Кети Каландадзе свежесть, свобода мысли, полет фантазии, легкость, оригинальность. В них отражен характер художницы — наивный, доброжелательный и открытый». Художник Жанна Баяхчева отметила: «Милая моя Кети! Твои работы навеяны своеобразной поэтичностью. Очень нравятся твои «Рыба», «Девушка у зеркала»… Поэт Джансуг Чарквиани, открывая выставку, сказал: «В этой кромешной тьме вы, как солнечный луч, осветили и согрели наши души». Много добрых слов вы услышали в тот день, но, видимо, есть отзыв, который вам наиболее дорог?

— Слова папы: «Кети, безгранична твоя способность импровизации». И главное — оценка руководителя моей дипломной работы Алика Словинского (из того великолепного «Самеули» («Тройка») — Олег Кочакидзе, Алик Словинский, Юрий Чикваидзе). После успешной защиты дипломной на тему «Оформление центра современного искусства» Алик Словинский пожал мне руку и сказал: «Кети, я не отказался бы от возможности создать вместе с вами совместное произведение». А его супруга остается для меня примером внимания, заботы о ближнем. А было так. Незадолго до защиты диплома я принесла свои эскизы, фрагменты в дом к Алику Словинскому, внимательно выслушала все советы, а когда вышла на улицу, вдруг хлынул дождь. Стою в растерянности, не знаю, как спасти свои эскизы, и тут доброй феей явилась супруга моего руководителя: осторожно укутала мои работы в целлофан, дала мне в руки свой раскрытый зонт и отправила домой с благословением. Такое не забудешь!

 

— Живопись, гобелен, а почему в Академии художеств вы оказались на факультете декоративно-монументального искусства?

— Виной тому вечная тяга к новизне. Привлекла масштабность, возможность раскрыться в разных областях — попробовать свои силы в стенной росписи, в создании цветных витражей, в освоении техники работы по металлу…

 

— Среди ваших работ две, посвященные одной теме, — старости, привлекают внимание контрастностью в раскрытии образа. Если черно-белая «Старость», как крик отчаянья: что вас не станет, а кругом все по-прежнему будет идти своим чередом, то «Портрет бабушки» — песнь безграничной любви к образу бабушки, в котором олицетворяется все лучшее в человеке.

— «Старость» — это эмоции, когда однажды в детстве я, как и каждый ребенок, обнаружила, что мы рождены не только для счастья и радости, что впереди целый короб скорби, печали и в итоге — исчезновение. Вот это исчезновение было непостижимо, ужасно, жутко. Что касается «Портрета бабушки», то это рассказ не о конкретном человеке, но навеян ностальгией по родной бабушке. Как-то воспоминания растревожили душу, я взяла цветные мелки и поведала о поклонении, которое присутствует в душе каждого из нас в отношении бабушки. Моя бабушка, немка по национальности, была всегда подтянута, немногословна. Одним лишь взглядом она могла похвалить меня за хороший поступок и выразить укор, если я что-то не так делала.

 

— В витрине вашего книжного шкафа я заметила снимок девочки, стиль фотомастера Алика Саакова не спутать. Удивилась, обычно он не фотографировал детей.

— На снимке — я в детстве. Мама, по профессии журналист, работала в «Молодежи Грузии», «Заре Востока», в Союзе журналистов Грузии. Она дружила с Аликом Сааковым, и однажды предложила: «Может, дочку мою сфотографируешь?». Мама вспоминала, как он дернулся, но, когда познакомился со мной, то уже не один, а два снимка сделал.

У мамы были замечательные друзья — Нодар Думбадзе, который не только для меня был и остался солнцем, которое в равной степени одаривало и продолжает одаривать теплом и светом наши души. Художник-график Динара Нодия была человеком стремительным, она успевала все — рисовать, организовывать выставки работ художников, интересные встречи. Всех друзей мамы не перечислишь, но каждый из них — свет на моем жизненном пути.

 

— Вы редко выставляете свои работы. Почему?

— Выставка — это не самоцель. Всегда хочется сказать новое слово, поэтому пять выставок, считаю, немало. Две из них были персональные, остальные — групповые. На пятой выставке я представила свои работы вместе с картинами Яшки Джугашвили, правнука Сталина. Поразило нездоровое любопытство журналистов: их не творчество Яшки интересовало, а его родословие. Мы с Яшкой учились вместе в Академии художеств, правда, он продолжил учебу в Академии художеств Швейцарии. В его пейзажах удивительно своеобразна игра цвета и форм. Яшка — добрый и светлый человек, верный друг. Он с любовью относится к памяти своего предка, и никто не вправе быть ему судьей.

 

— Изумительно оформлены вами и шкатулки, и предметы бытовой утвари…

— Я не повторяюсь в росписи шкатулок, но все-таки считаю, что это вынужденная посадка, ведь быт касается каждого из нас.

 

— Куда ныне направлены ваши поиски?

— Хочу поработать со стеклом, в нем широкие возможности цветового решения, поиска новых форм… Хотя это дорогое удовольствие. Посмотрим, как все сложится.